Этим летом ценители прекрасной музыки, конечно, будут вспоминать замечательного композитора, творчество которого не похоже ни на чье, ­- Микаэла Таривердиева. 15 августа ему исполнилось бы 85 лет. А 25 июля будет 20 лет, как Микаэла Леоновича не стало…

Корреспондент «Комсомолки» встретился с Верой Таривердиевой, вдовой музыканта.

- Вера Гориславовна, вы президент Фонда Микаэла Таривердиева и арт­директор Международного конкурса органистов его имени. А какие мероприятия запланированы в этом году в честь юбилея нашего любимого композитора?

- Юбилейный год у нас уже начался, мы провели много разных концертов -­ в Москве, Томске, Ижевске, Минске, Париже, Гамбурге. 19 июля открылся фестиваль «Запомни этот миг», посвященный юбилею Таривердиева. Фрагменты четырех опер Микаэла Леоновича представили артисты и оркестр Большого театра. Это даже не концерт, а постановка, которую осуществил замечательный режиссер Игорь Ушаков при участии нашего друга Сергея Урсуляка. Помимо фрагментов опер, представлен также фрагмент кино­оперы «Король-­олень». А потом будет большой органный тур с программой «Quo vadis?». Собственно говоря, он уже начался концертом в Париже и затем ­ в Нью­Йорке. В августе представим ее в Таллинне, а в ноябре планируем большой тур по России. Завершится фестиваль гала­-концертом в Концертном зале имени Чайковского. «Первый канал» снимает фильм, телеканал «Культура» готовит несколько программ, посвященных Микаэлу Леоновичу, в том числе ретроспективу фильмов с его музыкой. В общем, планов и дел много.

- Музыка Маэстро Таривердиева живет и находит отклик в сердцах не только его современников, но и юных ценителей, причем, и в странах СНГ, и в Европе, и в Америке. Как вы охарактеризовали бы феномен музыки вашего супруга?

- Знаете, когда­-то Микаэл Леонович очень точно и, по-­моему, пронзительно высказался о Петре Ильиче Чайковском: «При слове «Чайковский» у меня всегда возникает такое внутри слово, может быть, странное слово, ­- общение. Как композитор общается с теми, кто находится по другую сторону его таланта? Как человек, равный Чайковскому, пытается донести свою боль, донести свое понимание мира? Как вообще это общение может происходить? Вот если слушатель говорит: «Да, да, я узнаю это, это было со мной тоже, я чувствую эту боль, это отчаяние, я чувствую это огорчение, да, я помню этот марш, который вот так, я не умею его написать и не умею его выразить, но я его чувствую. Он говорит композитору: «Да, я понимаю вас». Это то, что наиболее, для меня лично, близко к Чайковскому. Вот когда композитор спрашивает вас: «Вы чувствовали это? Переживали это состояние? Случалось ли с вами такое?» Вот то же самое можно сказать и о Микаэле Таривердиеве. Его музыка поразительно общительна. Слушая ее, каждый человек может сказать: «И я чувствовал это!» Потому что это не набор техник, а разговор с человеком. И о человеке.

- А были у Маэстро излюбленные приемы или привычки во время создания произведений? Как, когда, где он любил творить?

- Вы знаете, когда речь идет о людях такого уровня таланта, то слово «привычка» неуместно. Это скорее условия, в которых он может делать то, для чего он предназначен. Жизнь таких людей ­ Предназначение, выполнение задания, полученного свыше. Это миссия, если хотите. Привычки касаются бытовых вещей. А когда человек транслирует музыку, а Микаэл Леонович именно транслировал, он слышал то, что потом записывал нотами, как будто получая это целиком. Вот, например, симфония для органа «Чернобыль» была написана через год после того, как мы побывали в Чернобыле. Еще был недоступен саркофаг. Это было огромное впечатление. И где­-то через год симфония будто свалилась на него, словно он получил какое­-то послание. Он сыграл ее от начала до конца в своей студии, записывая при этом себя. А потом, уже летом, он написал партитуру. Он очень любил работать над партитурами на море, в Сухуми, в Доме творчества «Лиле». Когда Дома творчества не стало, мы ездили в «Актер» в Ялте. Последним пристанищем земным стал «Актер» в Сочи, куда мы переехали с «Кинотавра» и провели наши последние два месяца. Писать на море я бы тоже не назвала привычкой. Это, пожалуй, потребность и условие для комфортной работы. Вообще, конечно, для работы нужна была тишина. А еще ­ абсолютно чистый письменный стол. Без единого предмета, кроме нотной бумаги, электронной точилки и карандашей ТМ2. Другими Микаэл Леонович не пользовался.

 

- Известно, что Микаэл Леонович был очень разносторонним, увлекающимся и жизнерадостным человеком...

- Он чем только не занимался! Всю жизнь фотографировал. Не ездил никуда без фотоаппарата, у него был отличный «Никон». Он даже говорил: «Не принадлежу ни к какой партии, кроме партии «Никонов». Он занимался велогонками, конным и автомобильным спортом. В юности был чемпионом Грузии по плаванию на дальние дистанции. Потом увлекся водными лыжами. Он и Родион Щедрин были первыми, кто стал у нас заниматься виндсерфингом. Они даже сдали на кандидатов в мастера по этому виду спорта.

- Как Маэстро относился к деньгам? Любил ли их тратить и на что или старался сохранить, скопить на что-­то?

- Они были для него условием его свободы, не больше. Никогда ни на что не копил. Например, когда он собирал свою студию, то продал фотоаппараты, «Мерседес» (это был один из первых частных «мерседесов» в Москве) и даже поменял на синтезатор свою мастерскую в Трехпрудном переулке в самом центре Москвы. Думаю, что это как­-то характеризует его отношение к деньгам. Но он очень любил дарить подарки...

- А к своей популярности как Микаэл Леонович относился? У него ведь была огромная всенародная любовь!

- Знаете, к популярности Микаэл Леонович никогда не стремился. Бывало, страдал от нее: и девушки-­поклонницы сидели в подъезде под дверью, и пальцем показывали на улице, всякое бывало. Это ему претило. Но он всегда стремился и желал понимания. Вот это ему было важно. Понимание его как человека, как композитора. А вообще, когда ему задавали личные вопросы, он всегда отвечал: «Я и есть моя музыка».

 

- Всем известно, что Таривердиев был очень дружен с Эльдаром Рязановым, вообще, у Микаэла Леоновича было самое достойное окружение и друзья. Как люди становились его друзьями? Как он определял Дружбу с большой буквы?

- Микаэл Леонович знал многих ярких людей своей эпохи. Он же шестидесятник. Он вошел в профессиональную музыкальную и кинематографическую жизнь в конце 50-­х. Потрясающее поколение, поколение детей войны... Это был взлет! Это поколение, невероятно проявившее себя в искусстве. Потому что они впервые почувствовали себя свободными. Знаете, пожалуй, я перечислю людей, с которыми Микаэл Леонович связан не только пожизненно, но и посмертно. Это люди, которые повлияли на него и на которых он сам повлиял. Михаил Калик, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Савва Кулиш, Джемма Фирсова, Эльдар Рязанов, Зара Долуханова и Борис Покровский. Они делали одно общее дело, создавали пространство искусства, свободы, Нового Человека. Каким он был другом? Вот пример. Когда вышел фильм Калика «Человек идет за солнцем» с музыкой Таривердиева, это стало «бомбой», это было рождение нового кино, новой эстетики. Фильм пригласили на фестиваль в Париж. Утром все собрались у гостиницы «Метрополь», откуда творческую группу должны были повезти в аэропорт и туда же привезти паспорта. Представьте, 1962 год! Таривердиеву -­ 31. Паспорта привезли всем, кроме Миши Калика. Причина? Он 4,5 года провел в сталинских лагерях, и его не выпустил Комитет. Таривердиев ехать без Калика отказался. Пырьев, который возглавлял делегацию, уговаривал поехать. Калик уговаривал его поехать. Но он сказал: «Без Калика не поеду». И сам после этого на 12 лет стал невыездным.

- А был ли в его жизни какой-­нибудь «Сальери», который завидовал и плел интриги?

- Ну, что я могу на это ответить? Так как Микаэл Леонович был Моцартом, то, конечно, «Сальери» в его жизни случались. Но вообще люди к нему относились с большим теплом. Куда бы он ни приезжал, где бы ни бывал, они чувствовали его значительность и его удивительное благородное отношение к людям. Его очень любили. Везде. Кроме Союза композиторов. Меня часто спрашивают, трудно ли жить с гением, трудный ли у Микаэла Леоновича характер? Для меня его характер -­ единственно приемлемый, понятный и совершенно не трудный. Потому что он -­ человек с принципами. А когда ты знаешь принципы и уважаешь их, то понятно, как сосуществовать. Но для кого-­то эта принципиальность была признаком плохого характера. Микаэл Леонович никогда не был членом партии. Он никогда не писал ничего, что ему было неинтересно. Он никогда не совершил ни одного предательства. И он был свободным Человеком. В самом высоком смысле этого слова. Он никогда нигде не служил и не получал зарплаты. Он был в полном смысле Свободным художником. Он даже не знал, что есть трудовые книжки…

- Супружеский союз двух музыкантов (Вера Гориславовна Таривердиева -­ музыковед. ­- Прим. авт.) создавал, полагаю, гармоничную и романтичную атмосферу в доме, во взаимоотношениях. Какие семейные традиции были в вашей семье?

- Главная наша традиция, скорее, даже правило, закон: виноватый в семье должен быть один. И виноватой всегда была я. Это очень удобно ­- никаких споров и разногласий. Но зато тот, кто прав, всегда великодушен к виноватому. А вообще, у нас не было разногласий. Ведь что такое любовь? Это та степень близости, когда двое -­ одно существо. Когда одного бьют ­- другому больно.

- А во имя любви какие­-то романтические поступки Маэстро совершал?

- Микаэл Леонович без любви не мог жить! Любви в самом высоком, глубоком, всеобъемлющем смысле слова. Он вырос в атмосфере любви. Его мама, удивительной красоты и благородства женщина, обожала его. А когда Микаэл Леонович, еще ребенком, оказывался вдали от нее, смотрел на луну и утешался тем, что эту же луну видит его мама. Это была поразительная связанность двух душ. Но при этом Сато Григорьевна была строгой женщиной. Вот однажды она застукала Гарика (так в детстве звали в семье Микаэла Леоновича) с мальчишками во дворе. Они поджаривали жука. Она засунула его палец в огонь и сказала: «Жуку так же больно». Вот такая была мама. И в отношениях с женщинами ему необходима была, прежде всего, любовь, то есть бесконечная душевная близость. А это не часто случается… Но женщин Микаэл Леонович очень любил. И знал, и понимал их. Не случайно же героями многих его вокальных циклов, а также монтеры «Ожидания» являются женщины.

- А Микаэл Леонович был мечтателем? И как вы думаете, как он реагировал бы на то, что происходит в мире сегодня?

- Микаэл Леонович не был мечтателем. Он был визионером. Вот что он написал перед премьерой «Кассандры» (его Первый концерт для органа) в Большом зале Московской консерватории и Западном Берлине: «Когда-­то много веков назад некий гениальный монах изобрел порох. Но для чего? Для того чтобы было легче пробивать тоннели в горах, сокращать расстояния, строить дороги друг к другу. Но потом другие люди превратили это замечательное изобретение в огнестрельное оружие, чтобы убивать друг друга. Братья Райт изобрели самолет. Сбылись и стали реальностью самые светлые сказки о желании людей подняться в небо и парить в нем, подобно птицам. Но потом это удивительное изобретение стало самым страшным оружием Второй мировой войны, сеющим смерть с воздуха миллионам мирных людей. Испокон веков люди смотрели на далекие звезды, мечтая о них. И вот Циолковский изобретает ракету для того, чтобы, преодолев земное притяжение, выйти в космос и искать там братьев по разуму. А теперь людям грозят звездные войны. Разве об этом мечтали эти гении с добрыми руками и чистыми сердцами? Не пора ли нам остановиться? Не пора ли прекратить превращать подарки этих гениев в очередное и все более страшное оружие? Вот о чем мой концерт для органа «Кассандра». Это было написано в 1985 году. Еще ничто не предвещало ни войну в Абхазии, ни Карабах, ни Югославию, ни Чечню, ни войну в Персидском заливе. Ни тем более то, что происходит сейчас, и чего он не видел. Но он предвидел это...

- Вера Гориславовна, вы родились и выросли в Алма­-Ате. Я знаю, этот город занимает особое место в вашем сердце. Я помню, как вы горячо откликнулись на предложение провести в Алматы музыкальные вечера, посвященные творчеству Микаэла Таривердиева. Увы, этому помешал очередной кризис. Но, возможно, среди наших читателей найдутся меценаты, которые поддержат эту идею и дадут алматинцам возможность насладиться любимой музыкой в исполнении талантливых артистов, познакомиться с вами лично, получить духовный заряд… Что бы вы пожелали алматинцам?

- Все, что нужно, произойдет ­ надо верить в лучшее. В Алматы давно не была, но город крепко впечатан в моей доброй памяти. В детстве окно моей комнаты выходило на горы. Когда я просыпалась, всегда смотрела на них. И никогда они не были такими же, как вчера или позавчера ­ всегда они были разными. Я не могу пожелать горам ничего другого, кроме как оставаться на месте. Но они и будут стоять. А вот городу я пожелала бы оставаться таким, каким я его помню, ­ многоликим и многообразным. Знаете, когда мне было шесть лет, я спросила отца: «Папа, а когда ты будешь уйгуром?» Я выросла в многонациональном алматинском дворе. В жизни нашего двора отразилась судьба большой страны. Нашими соседями были русские репатрианты из Франции, ленинградские профессора, сосланные немцы, уйгурские беженцы из Китая, князь Шуйский, один из предков которого некогда был царем Всея Руси. Мой дед также проделал путь из Европы в Азию по пути, где поезда идут с Востока на Запад и с Запада на Восток. И для моего отца, и для моей мамы Алма-­Ата, из которой они уехали в 1993 году, была родиной, именно там прошли их лучшие, как они всегда считали, годы. Я желаю Алматы быть родиной всем, кто там живет. Как это было в моем счастливом детстве.

Анар Аққозы. Фото из личного архива семьи Таривердиевых.